Так случается, что одним известным людям в нашем городе ставят памятники только за то, что были проездом в здешних местах, а другим, жившим и творившим на Витебщине – полное забвение.
Имя великого нашего земляка Каэтана Андреевича Коссовича вряд ли известно простому читателю. Сведения о нём крайне скудны. Тем не менее, его можно поставить в один ряд с Белинским, Чернышевским, Добролюбовым.
Причём, буквально – они были друзьями и состояли в кружке, который возглавлял Станкевич. В университетские годы его друзьями-заступниками были граф Толстой, князья Оболенский и Голицын. Однажды они спасли Коссовича от ссылки на Кавказ и солдатской доли. Позже, его благодарными учениками стали поэты Майков и Языков. Но мы его ценим не за это.
Как для органистов – Бах, для математиков – Пифагор, так для санскритологов непререкаемый авторитет – Коссович, первый санскритолог Петербургского университета.
Санскрит, как известно, относится к мёртвым, отжившим языкам. Но именно на санскрите написаны величайшие образцы нашей с вами арийской цивилизации, священные Махабхарата, с её беспримерной Бхагавадгитой, Веды, Упанишады и законы Ману. Санскрит, также является прародителем всех славянских языков.
Вдумайтесь только! Кроме санскрита, который на планете знают единицы, Каэтан Андреевич в совершенстве знал и владел древнеиранским (зендским) и древнеперсидским языком, еврейским, греческим и латинским, а из новейших: немецким, французским, итальянским, английским, новогреческим и арабским, польским и чешским. Нам, жителям 21 века, это кажется фантастикой! Мало того, Коссович издал «санскрито-русский словарь», «греко-русский словарь», «еврейскую грамматику». Преподавал греческий (Белинский называл Коссовича «страстным эллинистом»), был автором многих переводов.
Но при всех своих чудо-способностях к языкам, он плохо разбирался… в цифрах. Валентин Пикуль в своих «Исторических миниатюрах» утверждает, что сложнее всего Коссовичу давалась цифра «семь» – основа еврейской Каббалы. Доходило до смешного – Каэтан элементарно не мог рассчитаться в лавке за продукты! Вываливал всю наличность на прилавок и просил продавца отсчитать нужное количество.
Но вернёмся к началу нашего повествования. Родился Каэтан Андреевич в 1815 году, в «убогой белорусской деревушке» под Полоцком, название которой не сохранилось для истории, в семье бедного священника. Первым учебным заведением явилась униатская школа пиаров в Полоцке, где учился наш знаменитый земляк до 1828 года. Дальше – Витебск. За неимением формы для гимназистов, Каэтан поступает в школу базильянцев. Позже, выкупив гимназистскую форму за две бутылки цимлянского вина (мы даже и не знаем, каково на вкус это цимлянское! Для нас ничего не значит пушкинская фраза – «Лафит с цимлянским различить»…), Коссович поступает в Витебскую гимназию. Некий старый трактирщик-еврей сдает ему холодную каморку на чердаке своего трактира. Пикуль подробно описывает всю бедность интерьера: тюфяк на полу и табурет… Ах, да! Ещё – шкаф с книгами на древнееврейском языке. Вот это, поистине, клад для юного пытливого ума!
Слухи о том, что нищий белорус самостоятельно выучил на древнееврейском Талмуд, да так, что местный городской раввин беспомощно разводил руками, признавая превосходство Коссовича в знании языка и текстов, расползлись далеко за пределы города. Забегая вперед, не лишним будет отметить, что Еврейская община Петербурга, ещё при жизни автора, клятвенно обещала поставить памятник нашему земляку-профессору, за перевод ценных текстов с древнееврейского. Где он этот памятник? Ау!
Трактирщик прорубил дыру в потолке своего трактира, чтобы в каморку, где обитал наш герой, поступал теплый воздух. Но, – о случай! – новый попечитель учебного округа, только что переименованного в Белорусский (ранее – Вильненский), некто Григорий Иванович Карташевский (родственник писателя Аксакова), замечает одаренного студента. И, за казенный счёт, на средства Белорусского учебного округа, отправляет на учебу в Московский университет.
Далее будут карьера, переводы, регалии, звания и должности – всё то, что сделало его знаменитым и выдающимся. Перед его гением будут снимать шляпы виднейшие филологи того времени. Но нас интересует ещё один «белорусский» нюанс его московской жизни. Будучи студентом Московского университета, имел место случай, о котором хотелось бы упомянуть.
Коссович по поручению декана написал статью о «шляхетской литературе». Статья получилась длинной и требовала (по мнению того же декана!) сокращения. Сокращать поручили племяннику декана (будь он не ладен!), который по-польски только и знал «пше прошу, пани». Сократил. Одна фраза получилась такой: «Красицкий являет собой прекрасное ожерелье, наброшенное на голую шею всей польской поэзии». Комментарии излишни. Коссович назвал редактора придурком. Но тот оказался придурком мстительным. Коссовича повязали прямо в столовой… Впрочем, имена аристократов-заступников уже упоминались. Дело замяли.
Изучая иноземные языки, Каэтан Андреевич не давал в обиду свой родной, белорусский. Вот его фраза в комментариях к его же статье: "Замечу, кстати, что белорусский диалект вовсе не литовский, как многие ошибочно утверждают, и не тот, который был в письменном употреблении в XVI столетии. Потому что белорусский язык есть нечто иное, чем польский язык с русскими формами... Равным образом его нельзя считать и русским…»
Воробей, родившийся в конюшне, не может называться лошадью. Тайный советник, доктор сравнительного языкознания, академик, равному которому не было в ученых кругах всего мира, Каэтан Андреевич Коссович является величиной планетарного масштаба. Но на всей планете не нашлось места для мемориальной доски, памяти нашего великого соотечественника! Не говоря уже о памятнике на родине, на котором могли быть его слова, произносимые им ответом на вопрос: «Зная столько языков, кто же Вы на самом-то деле: санскритолог, семитолог, эллинист…?»
– Увы, я… белорус, обожающий свой бедный народ.
Дмитрий Рубаник, Витебск
Имя великого нашего земляка Каэтана Андреевича Коссовича вряд ли известно простому читателю. Сведения о нём крайне скудны. Тем не менее, его можно поставить в один ряд с Белинским, Чернышевским, Добролюбовым.
Причём, буквально – они были друзьями и состояли в кружке, который возглавлял Станкевич. В университетские годы его друзьями-заступниками были граф Толстой, князья Оболенский и Голицын. Однажды они спасли Коссовича от ссылки на Кавказ и солдатской доли. Позже, его благодарными учениками стали поэты Майков и Языков. Но мы его ценим не за это.
Как для органистов – Бах, для математиков – Пифагор, так для санскритологов непререкаемый авторитет – Коссович, первый санскритолог Петербургского университета.
Санскрит, как известно, относится к мёртвым, отжившим языкам. Но именно на санскрите написаны величайшие образцы нашей с вами арийской цивилизации, священные Махабхарата, с её беспримерной Бхагавадгитой, Веды, Упанишады и законы Ману. Санскрит, также является прародителем всех славянских языков.
Вдумайтесь только! Кроме санскрита, который на планете знают единицы, Каэтан Андреевич в совершенстве знал и владел древнеиранским (зендским) и древнеперсидским языком, еврейским, греческим и латинским, а из новейших: немецким, французским, итальянским, английским, новогреческим и арабским, польским и чешским. Нам, жителям 21 века, это кажется фантастикой! Мало того, Коссович издал «санскрито-русский словарь», «греко-русский словарь», «еврейскую грамматику». Преподавал греческий (Белинский называл Коссовича «страстным эллинистом»), был автором многих переводов.
Но при всех своих чудо-способностях к языкам, он плохо разбирался… в цифрах. Валентин Пикуль в своих «Исторических миниатюрах» утверждает, что сложнее всего Коссовичу давалась цифра «семь» – основа еврейской Каббалы. Доходило до смешного – Каэтан элементарно не мог рассчитаться в лавке за продукты! Вываливал всю наличность на прилавок и просил продавца отсчитать нужное количество.
Но вернёмся к началу нашего повествования. Родился Каэтан Андреевич в 1815 году, в «убогой белорусской деревушке» под Полоцком, название которой не сохранилось для истории, в семье бедного священника. Первым учебным заведением явилась униатская школа пиаров в Полоцке, где учился наш знаменитый земляк до 1828 года. Дальше – Витебск. За неимением формы для гимназистов, Каэтан поступает в школу базильянцев. Позже, выкупив гимназистскую форму за две бутылки цимлянского вина (мы даже и не знаем, каково на вкус это цимлянское! Для нас ничего не значит пушкинская фраза – «Лафит с цимлянским различить»…), Коссович поступает в Витебскую гимназию. Некий старый трактирщик-еврей сдает ему холодную каморку на чердаке своего трактира. Пикуль подробно описывает всю бедность интерьера: тюфяк на полу и табурет… Ах, да! Ещё – шкаф с книгами на древнееврейском языке. Вот это, поистине, клад для юного пытливого ума!
Слухи о том, что нищий белорус самостоятельно выучил на древнееврейском Талмуд, да так, что местный городской раввин беспомощно разводил руками, признавая превосходство Коссовича в знании языка и текстов, расползлись далеко за пределы города. Забегая вперед, не лишним будет отметить, что Еврейская община Петербурга, ещё при жизни автора, клятвенно обещала поставить памятник нашему земляку-профессору, за перевод ценных текстов с древнееврейского. Где он этот памятник? Ау!
Трактирщик прорубил дыру в потолке своего трактира, чтобы в каморку, где обитал наш герой, поступал теплый воздух. Но, – о случай! – новый попечитель учебного округа, только что переименованного в Белорусский (ранее – Вильненский), некто Григорий Иванович Карташевский (родственник писателя Аксакова), замечает одаренного студента. И, за казенный счёт, на средства Белорусского учебного округа, отправляет на учебу в Московский университет.
Далее будут карьера, переводы, регалии, звания и должности – всё то, что сделало его знаменитым и выдающимся. Перед его гением будут снимать шляпы виднейшие филологи того времени. Но нас интересует ещё один «белорусский» нюанс его московской жизни. Будучи студентом Московского университета, имел место случай, о котором хотелось бы упомянуть.
Коссович по поручению декана написал статью о «шляхетской литературе». Статья получилась длинной и требовала (по мнению того же декана!) сокращения. Сокращать поручили племяннику декана (будь он не ладен!), который по-польски только и знал «пше прошу, пани». Сократил. Одна фраза получилась такой: «Красицкий являет собой прекрасное ожерелье, наброшенное на голую шею всей польской поэзии». Комментарии излишни. Коссович назвал редактора придурком. Но тот оказался придурком мстительным. Коссовича повязали прямо в столовой… Впрочем, имена аристократов-заступников уже упоминались. Дело замяли.
Изучая иноземные языки, Каэтан Андреевич не давал в обиду свой родной, белорусский. Вот его фраза в комментариях к его же статье: "Замечу, кстати, что белорусский диалект вовсе не литовский, как многие ошибочно утверждают, и не тот, который был в письменном употреблении в XVI столетии. Потому что белорусский язык есть нечто иное, чем польский язык с русскими формами... Равным образом его нельзя считать и русским…»
Воробей, родившийся в конюшне, не может называться лошадью. Тайный советник, доктор сравнительного языкознания, академик, равному которому не было в ученых кругах всего мира, Каэтан Андреевич Коссович является величиной планетарного масштаба. Но на всей планете не нашлось места для мемориальной доски, памяти нашего великого соотечественника! Не говоря уже о памятнике на родине, на котором могли быть его слова, произносимые им ответом на вопрос: «Зная столько языков, кто же Вы на самом-то деле: санскритолог, семитолог, эллинист…?»
– Увы, я… белорус, обожающий свой бедный народ.
Дмитрий Рубаник, Витебск
Сообщения
